Материал подготовлен
к.т.н. Харчевниковым А. Т.
СМЕРТЕЛЬНА ПЕТЛЯ РОССИИ
Часть
9. Линейная (плановая, отраслевая) форма как «политическая технология».
…
9.2. Объект собственности. Первый образ собственности на технологии.
9.2.1. Известные выходы на собственность:
«юридические фикции», неуловимые смыслы, неосязаемые ценности, несчитаемые
богатства, загадочная семантика.
Следуя постмарксовому подходу,
сначала необходимо хотя бы приближенно «нащупать» господствующую собственность
еще только как объект отношений.
Так, в первом
«приеме» выход на собственность, по П. Бурдье,
осуществляется через юридическое или, как говорят, институционалисты, через
«пучки прав». Действительно, собственность неизбежно проявляется в
праве, потому, разобравшись с юридическим, затем
начисто отшелушив его же как экзотерическое, публичное, можно выйти на
собственность. Однако именно на этом пути, предупреждал Маркс в полемике с
Прудоном, легко вляпаться в «юридические иллюзии». И
точно, как раз в нашем случае с технологиями «юридический прием» не срабатывает (точнее сказать, такой путь выхода на
собственность есть, но он очень сложный).
Тогда следующий ход выхода на собственность осуществляется через субъективное (с последующим отсечением), т.е. через господствующие смыслы (как следствие - основы поведения) человеческого существования в данной системе. Что, как говорится, для человека важней всего в его житейском отношении к реалиям бытия. Но если в капиталистической системе такие смыслы проявляются в небезызвестном «товарном фетишизме» (а того проще - в деньгах), то в линейной системе мы не находим ничего такого же очевидно-подобного.
То же относится и к скрытым за смыслами объективным ценностям, которые здесь никак не улавливаются так же просто, как, к примеру, деньги или вещи, имущества. Ведь понятно, что к деньгам и вещам (отнюдь не исключая их) здесь ценности никак не сводятся. Поэтому, в частности, у воспользовавшегося таким подходом психолога ДА. Леонтьева поневоле появились «общественные идеалы». Нас же сами «телесные» субстанции ценностей интересуют, даже если они процессуальны.
Равным образом выход на собственность (ее объект) через уже общественные богатства окончательно запутывает исходную ситуацию. Привычное мышление упрется во все то же самое вещеподобие богатств (всякого рода валовой продукт). Опять получится старая песня.
Наконец, можно попытаться выйти на собственность социально-семантически. Причем сперва даже не по В. Маяковскому («моя улица», «мои дома», «моя кооперация», «моя милиция»), а проще. Что жизненное ценное («богатое») скрывают за собой буквально повсеместные обороты «наша бригада», «наш цех», «наше предприятие», «наша отрасль»...? Вроде и действительно что-то повсеместное, но тем не менее загадочное. Во всяком случае в сравнении с очевидной товарной рекламностью капиталистической семиосферы (товаронимики).
Строго говоря, выйти на исходное понимание собственности (объекта) через юридическое, смысловое, ценностное, богатства и семантику в принципе действительно вполне можно. Но это очень сложные пути.
Поэтому воспользуемся ранее
обещанным подходом, трижды противоположным подходу С. Глазьева.
9.2.2.Первый образ собственности
на технологии - притча о кирпичном заводе
(а также о «технологической
буме» и «технологических перегибах»).
Представим себе кирпичный завод,
технически примерно одного и того же уровня в условиях рабовладения,
феодализма, капитализма и плановой системы.
Однако оказывается, что
общественные формы этих естественно-технически
одинаковых процессов, а также отношения людей, собственность, ее объекты
оказываются совершенно различными.
При рабстве на этом заводе
вообще никто не трудится, ибо рабы суть такие же орудия, как и печь для обжига,
только в отличие от нее говорящие. И здесь еще несущественно, кому принадлежит
завод как средство производства, ибо доминирующим объектом собственности
являются сами рабы (работники), а следовательно, и
актуальны демографические производственные отношения в связи с рабами, их
приобретением, профессиональностью, использованием.
При феодализме тот же самый
завод реализует натуральную «кирпичную повинность» с жесткой зоной связей в
данной местности. И здесь еще не столь существенно, кому принадлежит этот завод
как средство производства, а важно, кому принадлежит местность, на которой
живут уже не рабы, а крепостные, вынужденные работать на этом заводе, ибо более
им деваться некуда - вся местность поделена, все к ней прикреплено. Объектом
собственности здесь оказывается «живущая» зона кирпичной повинности этого
завода, и актуальны территориальные производственные отношения людей в связи с
«пространством производства».
При капитализме все тот же кирпичный
завод работает на рынок, конкурирует с другими заводами. Вот здесь самое
важное - собственность на сам завод как средство производства, ибо ни рабов,
ни прикрепленных к местности крепостных уже не существует и соответственно
актуальны экономические производственные отношения.
Наконец, в наших условиях линейной формы («социализм») тот же самый кирпичный завод вкупе с другими выполняет функцию выпуска кирпичей. Кому принадлежит этот «ничейный» завод как средство производства - в сущности теперь уже совершенно неважно просто в том смысле, что он уже не принадлежит частному собственнику. А вот что теперь важно, совсем иное - теперь вся суть в том, кому принадлежит само «кирпичное дело», т.е. данная («кирпичная») технология, соответственно и господствуют отношения людей в связи с этими технологиями. (Кстати говоря, именно Дело, и с прописной буквы, является исходным понятием в «теоретическом» наброске управленца Ю.И. Мухина. Небезынтересно еще заметить, что, так сказать, на 12-й год «перестройки» «трудовик» КСабирьянова обратила внимание на то, что в былой системе для работников «работа была поистине правом собственности». Работа, особо выделяю, т.е. не вещь, а процесс. Вот в свое время с производственными основаниями одного такого «права собственности» Маркс и разбирался в четырех томах.)
Иначе сказать, из этого условного примера видно, что даже один и тот же в естественно-техническом или даже технологическом содержании процесс производства в разных формах производства обнаруживается в отношениях людей с совершенно разными объектами обстоятельств производства (в нашем примере: работники, «местность», средства производства, технологии). Соответственно и в «физическом» содержании один и тот же труд осуществляется с совершенно разными мотивациями, интересами, ограничениями и свободами, формами связей, правом и пр. Короче говоря, все определяется господствующим типом взаимодеятельности (в данном случае функциональным, технологическим), а само господство этого типа определяется доминирующей собственностью (в данном случае на технологии).
Вообще же в социальной семантике именно в последние десятилетия, под занавес «перестройки», возник явный «технологический бум». Но все же это еще отчаянно далеко до понимания технологий как процессуальных объектов обстоятельств производства, производственных отношений, собственности.
Итак, современный (или былой) социализм (эндогенно), т.е. как господствующая линейная форма в своем «акультурном», в независящем от конкретной культуры, «чистом виде» идеального типа доминирующего «верхнего слоя», уже не имеет никакого отношения ни к культурно-родовым, ни к демографическим, ни к территориальным, ни к экономическим отношениям, но, что еще печальней, - и ко всем армадам понятий, их описывающих. Господствует же в линейной форме ограниченная, необщественная (но вовсе не частная) собственность на процессуальные объекты обстоятельств производства, а именно на технологии.
Технологии - это и не люди, и не средства производства, и не бесчисленные технологии в квазивещественном (тем более физическом) смысле, а взаимосвязанно осуществляемые, реализующие коллективный навык приемы труда, знания, процессы производства, своего рода узлы или, по моде, «кластеры», связной взаимодеятельности людей. Господствующие же, доминирующие отношения людей в связи с этими технологиями или процессами производства и образуют плановую, отраслевую, линейную форму.
Таким образом,
в самых первых представлениях технологии обнаруживают (проявляют) себя
юридически в виде бесконечно разнообразных участков, цехов, бригад, служб,
отделов, лабораторий, далее - предприятий, НИИ, колхозов, совхозов, более
крупных образований. В основе всех этих внешних, юридико-организационных
форм и лежат ячеисто взаимосвязанные процессы производства, технологии. Все
эти технологии по своему существу никогда не могут находиться в частной
собственности (хотя отношения с ними, конечно, могут быть капитализированы);
они всегда неотделимы от коллективной, совместной, соорганизованной
деятельности людей как «живущие участки производства» (вспомним «живущую
пашню»).
Но, будучи неотделимыми от деятельности людей, технологии тем не менее есть внеиндивидуальные, объективные процессы, которые в качестве доминирующего объекта обстоятельств производства и оказываются в ограниченной (необщественной) собственности, в узурпации. Именно подобным образом, напомним, территория как «оживотворенное пространство производства» (производящая территория, процесс со-проживания, связных натуральных занятий), которую по ее объективно-логическим свойствам невозможно обменять, купить, продать как обычную вещь, ибо она связана с местностью бытия, сама суть процесс занятий, со-проживания (соседства), и находилась в весьма жесткой, ограниченной собственности в условиях феодализма (автаркия), порождая при кризисе формы весь сонм негативных явлений. Так же, как при капитализме, узурпированы средства производства, что и порождает все прочее.
Однако сравнение с феодализмом порождает определенные трудности. Так, Ф.Т. Михайлов пишет о технологиях, как «процессах», «протекающих в натуре». Совершенно точно схвачено, что это уже совсем не товарные, рыночные, денежные, обменные взаимодействия. Но понятие «натурального» мы связываем именно с территориальными взаимодействиями, тоже с процессами (занятиями), но именно в их привязке к местности. Потому точнее сказать, что технологии суть процессы технические, инженерные, наконец, тавтологично-технологические. Тавтология же здесь обусловлена тем, что технологии - явление фундаментальное (как общая жизнь, работники, производящая территория, средства производства), классически не дефинируемое, «до конца» не определяемые.
Понятно также, что (как общая
жизнь, работник, пространство производства, средства производства) технологии
тоже являются инвариантным для любых форм общества объектом обстоятельств производства. Так что охота на мамонта загонная или
сборка радиоэлектронная - все это и есть технологии. Кстати говоря, именно по
причине инвариантности всех объектов обстоятельств производства
любым без исключения историческим системам возникают и множественные
«технологические перегибы». Так, С. Б. Чернышев даже
связывает с «технологиями» самые архаичные, «родовую» и «родоплеменную», формы.
Да, конечно, были там технологам, но совсем не в них суть была.
Термин «технологии» известен давно. К примеру, идеи о «технологиях» имеют место в книге И. Бекмана (1777) «Введение в технологию, или О знании цехов, фабрик и мануфактур». Использовал, как известно, термин «технология» и Маркс. Но тогда еще надо было с отношениями со «средствами производства» обстоятельно разобраться. Так что лишь «технологический бум» нашего времени эмпирически свидетельствует о том, когда именно исторически тема становится социологически актуальной. Хотя в отношении познания социализма и уже заметно запоздавшей.
Кстати говоря, здесь всплывает интересный момент. Если марксизм (в данном случае в его исторически ограниченном смысле) фактически свел всю историю к гомогенным, однородным отношениям со средствами производства (доминантно свойственным именно бытию, месту и времени самого появления марксизма), то Розов почти точно так же заменяет их уже «технологиями». Один раз всю историю, так сказать, к «орудиям» свели, теперь - к технологиям. Перегиб явный.
Так что и технологии, да и
отношения с ними, как с любыми базовыми объектами действительно были всегда.
Костер, загонная охота, лук и стрела и пр., к примеру - уже технологии. Но вот
отношения с этими технологиями были только потенциальными, а достигли высшего,
предельного и критического состояния узурпации именно в линейной форме
производства.
Соответственно производственные отношения (т.е. уже не культурно-родовые, не демографические, не территориальные, не экономические) в связи с технологиями будем называть технологическими, или функциональными, или отраслевыми (иногда и плановыми; опять же вспомним специфическую, даже весьма принципиальную, синонимию, например: вещественно-продуктовое, обменное, товарно-денежное, экономическое, ры ночное, стоимостное). Понятно также, что в своем «чистом виде» технологические отношения логически ортогональны, объективно и семантически (в описании), всем ранее пройденным производственным отношениям, культурно-родовым, демографическим, территориальным, экономическим. Поэтому терминологически «технологические отношения» можно встретить в изобилии, и в схоластике нашей политэкономии, и в массе современных работ, но здесь, в «Полилогии», они раскрываются совсем в иной понятийной фракции.
Далее. Теперь, забыв напрочь про всякую узурпацию, собственность и даже отношения, необходимо процессы бытия в связи с этими технологиями понять как определенную гомогенную симметрию («нереальную объективность»), как естественное, социально-нейтральное, «акультурное», функциональное (технологическое) базовое взаимодействие, как качественно определенный, но абстрактный объективно-логический тип хаоса, «борьбы и согласия», «игры», суеты, стихиали или взаимодействий людей, и соответственно семантически определенный «дискурс», если угодно, «тип рациональности».
Однако сколько бы ни было
превосходных идей, в понятийном отношении мы начинаем в условиях вакуума. В то
же время мы живем и поживаем, правда, сейчас (2004 г.) в развороченной не без
помощи либеральных экономистов линейной форме (хотя от нынешнего развала,
напомню, мы пока полностью отвлекаемся). Говорим на
насквозь ею прагматизированном языке. На таком же
экзотерическом (внешнем) языке фактически говорит и вся обслуживающая эту
форму наука, небезызвестные «политэкономии социализма» или «планомиксы» во
всех их разновидностях. Но все «слова» этого языка поражены, как бы это
сказать, высоким уважением к этой уже отжившей системе. Иначе говоря, все
понятия развиваются нами только в собственных эзотерических (внутренних,
скрытых) значениях.
Тем не менее, в исследовании
функциональности мы обязаны в этом отношении наложить своеобразный запрет на
использование всех экономических понятий, ибо функциональность
объективно-логически ортогональна экономическому,
независима и не связана с ним. Ведь все, само снятое экономическое, попало уже
в «инфраструктуру», что, надо полагать, для экономистов совершенно
неудобоваримо. Другое дело, что множество функциональных явлений внешне
выступает как экономическое, совсем не являясь таковым.
В реальной системе производства много действительно экономического, но от этого пока придется отвлекаться. «Чистая» функциональность как симметрия определенного типа и начала новой языковой фракции в мысленном соотнесении с реальностью будут казаться крайне абстрактными, а как социально нейтральные будут даже, возможно, вызывать внутренний протест. Но придется потерпеть. Так, например, и товар Маркса ведь тоже еще никаких безобразий не содержит. А с абстрактностью напомним следующее. Хотя всякая симметрия и является «приблизительной всеобщностью», но в исходном рассмотрении она оказывается не только эзотерической, скрытно-таинственной, но и весьма гомогенно жесткой (значит, и абстрактной).
Итак, мы продолжаем эскизное восхождение в анализе чистых эндогенных форм (исторически «последней», высшей из них), начиная с описания функционального (технологического) взаимодействия.
При этом, следуя структуре предыдущих изложений чистых форм, представим с некоторым опережением «функциональное производство», как ЧЭФ «линейная, плановая» (или по аналогии, просто, - «социализм») следующим воспроизводственным процессом (пока так же кратко, как и ЧЭФ «капитализм»):
- «статус» - «функция, технология» … «производство» … «функция, технология «штрих»»* - «статус «штрих»»* - и т. д.
Если же использовать данную А. С. Шушариным запись на подобие марксовой «формулы капитализма» («по чисто формальной аналогии»), то эта запись примет вид:
(1.6) – С* – Ф …П… Ф* − С** − Ф …П… Ф** – С*** −, М:ССП;
где Ф - воспроизводимый объект «функция, технология»; С - «эквивалент» в «промежутках» между циклами производства «статус, документы»; П – знак «производства», звездочкой «*» отмечен воспроизведённый объект; М:ССП - механизм взаимодействия агентов производства «соисполнение».
Кроме обозначенных, к основным характеристикам ЧЭФ «линейная» следует отнести: воспроизводимый базовый объект, - «функция, технология» (товар, вещь) (Ф); механизм взаимодействия агентов производства, - «соисполнение» (М:ССП); «эквивалент» в «промежутках» между циклами производства, - «статус, документы» (С), (сфера - «технонимика»); богатство, - «технологии, функции»; собственность (как доминирующая собственность - асимметрия), - «(частная) группо-иерархическая собственность на технологии»; градация, базирующаяся на данной форме, - «Современный социализм (линейная форма)» («Социализм»).
Понятно, что никаких «механических границ» между «функциональным (технологическим)» и «вещественным», а равно «органическим», «демографическим» и «натуральным» производством нет и быть не может, ибо это даже не «слои», а качественно разные, ортогональные базовые, объективно-логические срезы всегда одного неоднородного, но и целостного, «производства и воспроизводства непосредственной жизни».