к.ф.н. Хлебников Г.В.
Пять прорывов
Реферат 2-го тома фундаментальной работы А. С. Шушарина
"Полилогия современного мира"», которую сам автор назвал
«попыткой эскиза... революционной теории современности».
Раздел 2.
ЭНДОГЕННАЯ ЛОГИКА.
В шестой, методологически очень важной, но и сложной главе, которой открывается 2-том,
Автор излагает как элементы своего метода исследования, его понятийный аппарат, «язык»
(термины), так и – пока в общем виде - внутреннюю логику и схему возникновения, развития,
существования и преодоления исторических форм существования людей. В реальном процессе
общественного развития с его объективной схематикой ведущими являются узлы внутренних
(А.С. Шушарин называет их «эндогенными») революционных (формационных) перемен (кризисов).
Это своего рода логико-исторические «точки» революционных прорывов или реального восхождения
развития, которое совершается посредством преодоления отживших кризисных форм. Эта внутренняя
логика отражает главную последовательность исторически новых критических форм и прорывов
- Шушарин подчеркивает: не «формаций» - как-то: первобытность, рабовладение, феодализм,
капитализм, линейная (плановая) форма (так Автор называет социализм). Совокупности
производственных отношений в обществах крайне многообразны, а для каждого из них – еще и
уникальны, но композиции эндогенных форм как идеально «чистых», критических, как бы
стабильных и переходных состояний в цепи восходящих прорывов обладают определенной чистотой.
Подобные схемы является неизбежным моментом любого движения от простого (абстрактного) к
сложному (конкретному). При этом обращение к эндогенной логике и узлам главной последовательности
не имеет никакого отношения ни к «теории формаций», ни к истории в ее собственном смысле.
Скорее наоборот, говорит Шушарин, абстрагируя из «тела» всегда более сложной истории только
чистые эндогенные узлы критических состояний и восходящих прорывов (т. е. элементарные
«идеальные типы» преодолеваемых форм и революционных прорывов), можно начинать выявлять
многосложные («полифундаментальные») базовые структуры бытия («акультурные» «родовые
идеальные типы», по намекам М. Вебера, или «слои», по образу Ф. Броделя). И только после
их прояснения, создав эскиз всей теории, можно будет подойти к переосмыслению современности,
а затем - истории. Воспользовавшись термином Маркса, Шушарин эти называет идеально-типические
эндогенные комплексы градациями. Градация — это абстрактно «чистая» (без всяких особенностей
и пр.) предпрорывная эндогенная форма, характеризующаяся доминирующими отношениями, под
которыми понимаются явления существенности (Д.П. Горский). В наиболее развитой форме такая
существенность и суть доминирование (главенство, преобладание) над всеми другими отношениями
и явлениями. И это понятие является одним из ключевых в полилогии, выражающим (в отличие от
простого «единства противоположностей» с «одной» и «другой» сторонами) некоторую асимметрию в
многообразии, или главенство некоей «одной стороны» над многими другими «сторонами» в сложном
явлении. При этом в градации каждой эндогенной формы всегда есть одно доминирующее, базовое
производственное отношение. В самом узком и строгом понимании как «идеальный тип» эндогенная
форма всегда одноукладна — абстрактно чистый феодализм, капитализм и пр. Соответственно и
господствующее отношение является не укладом (он один), а высшим, определяющим «слоем» градации.
Господство этого «слоя» или структуры обуславливается асимметрией ограниченной (необщественной,
но не обязательно и частной) собственности на соответствующий именно этому базовому
взаимодействию доминирующий базовый объект обстоятельств (условий) производства. Отношения
людей по поводу этого доминирующего объекта и образуют «основное производственное отношение»
градации, материальную форму взаимодеятельности людей и, как следствие, всей структуры процесса
«производства и воспроизводства действительной жизни». Это, например, в эндогенной (т.е.
внутренне чистой) капиталистической форме - капитал, понимаемый как господствующее
производственное отношение людей. Об основном законе эндогенной формы, замечает ученый
можно говорить в том смысле, в каком он является выражением объективной направленности
движения всего данного производства, внутренней объективной целью производства, которая лишь
субъективно проявляется в основных, типических мотивах, интересах и поведении участников
данного производства. Любое квазистабильное состояние по своей сути равновесно. В негэнтропийном
срезе оно является устойчивым неравновесием (Э.С. Бауэр), «проедающим» свободную энергию,
понижающим ее качество, но во внутренней логике оно равновесно. В то же время действие «основного
закона» эндогенной формы таково, что он в конечном счете ведет к расширенному воспроизводству
доминирующего, основного производственного отношения (пример - известный «эффект Матфея»:
«богатый богатеет»). В итоге это ведет к самовозрастанию собственности, в общем случае к ее
предельности или к порогу (С. Чернышев), превращению из нормальной доминанты в узурпацию
объекта собственности. Суть в том, объясняет Шушарин, что доминирующая собственность, как
самая жесткая («не склонная к переменам», инертная) форма процессов производства, остается
типологически неизменной, а содержание, объем регулируемой ею деятельности (труда) постоянно
обогащается, перерастает форму, которая тем самым становится препятствием их развитию. Тем
самым она, эта доминирующая собственность, неизбежно энтропийно подрывает и «проедает» условия
собственного существования, что ведет ее к гибели или к негэнтропийному прорыву, к новой и
боле высокой системности, расширяющей источники проедаемой «свободной энергии». В главной
последовательности эндогенной логики выясняется, где и когда происходит концентрация внутренних
противоречий формы производства, достигается предельность этой формы. Именно эта предельность
(вместе с обстоятельствами) ведет к бифуркации, то есть расщеплению в прорыв или провал прежнего
развития.
Так как в каждой эндогенной форме господствуют доминирующие отношения, то вследствие
гетерогенности (букв. «инородности») производства все остальные (не доминирующие) отношения
ими трансформируются, выступают как некоторые материальные деформации, известные в форме
«инфраструктур» или, отчасти, «институтов». Во всех сложных материальных структурах
(производительных силах, процессах, отношениях) производства по отношению к доминирующим,
пишет Шушарин, более глубокие компоненты градации всегда могут пониматься как инфраструктуры,
а собственные, более видимые «организационные» формы, - как ультраструктуры (т.е. как институты,
обслуживающие формы основных, доминирующих структур). Иначе говоря, ультраструктуры (институты,
«крыши») всегда выступают в паре с тем, что у экономистов известно как «реальное производство»
(у Шушарина - «производства и воспроизводства действительной жизни в ее гетерогенном богатстве»).
В «слоеном пироге» (С.Б. Чернышев) каждой эндогенной формы все негосподствующие (недоминируюшие)
базовые отношения оказываются или уже необратимо снятыми, или потенцальными (еще не «выходившими
из оснований») деформациями, т.е. уже вполне реальными, но еще не господствовавшими в эндогенной
цепи. Потому, соответственно, все гетерогенное «тело бытия» градации любой эндогенной формы
понимается как композиция господствующего (доминирующего) отношения и всех в данной форме
снятых деформаций. Все вместе известно как «общее равновесие», - в отвлечении от включения
любого общества во внешние (экзогенные) отношения.
Рано или поздно производственные отношения начинают сдерживать развитие производительных сил,
состояние общества хаотизируется, становится неустойчивым, зреет эндогенный прорыв. Динамика и
есть негэнтропийные прорывы, шаги самовосхождения, творчества «социальной материи», т.е.
революций в самой материальной плоти бытия. Им предшествуют такие явления, как «сгущение»
обстоятельств («вызов»), хаотизация, обострение ситуации, типогенетический подъем. Каждый
эндогенный шаг суть действительно - освобождение производства и эмансипация человека, но только
от отжившей господствующей формы производственных отношений, разрешение основного противоречия
производства - между ограниченным (необщественным) производственным присвоением и его же
объективно и стихийно складывающимся уже общественным пользованием (обобществлением).
Производительные силы рано или поздно наталкиваются в своем развитии на ограниченную форму
собственности, все более иррационализируются в ее рамках, в итоге необратимо сбрасывают ее
господство, ликвидируют узурпацию, приводя в некоторых отношениях к более свободной форме.
Этот шаг, подчеркивает Шушарин, всегда означает ступень обобществления производства, т.е.
постановку его под новый общественный контроль (норм, порядков, свобод и ограничений),
необратимое изъятие из ограниченного производственного присвоения, собственности. При этом
происходит симметризация снятых отношений, т.е. их уравновешивание и стабилизации. Это и
есть главный закон развития собственности, который в предельно чистом виде и реализуется в
эндогенных шагах главной последовательности. Итак, делает вывод ученый, обобществления объектов
собственности, перекомпозиции, снятия, симметризации и пр. образуют краткую общую суть
эндогенных прорывов. Тем самым фиксируются важнейшие элементы общей закономерности, активно
действующей в революционном переходе к все новым и более высоким формам общественной
жизни людей.
|
|
СОЦИАЛИЗМ (Глава 11)
Шушарин определяет «социализм» как линейную и плановую отраслевую форму, как «чистую», быстро
отжившую доминирующую структуру, идеологией которой является «коммунизм». Суть линейной формы
в чистом виде уже постэконамична, следовательно, уже не имеет касательства ко всей экономической
науке и ее семантике. А это значит, что «материальную онтологию» «постиндустриализма» надо
исследовать на «плановом» материале. Анализ начинается с феномена «технологий» и
«функциональности».
Сейчас в западной практике (и праве) под технологиями понимаются комплексы оборудования, патенты,
лицензии, производственный опыт, «ноу-хау» и пр. При этом П. Барчеллона полагает, что новое
командное значение приобретает как раз технологический капитал. Последний связывается с
«технологическим знанием», «излишком стоимости», с «нематериальностью абстракции, присущей
технической организации технологии» и т.д., а также рынком и капиталом. Затем понятия
«технология», «технологическое», «технологизация» последовательно рассматриваются Шушариным
в своих имманентных (неэкономических) значениях. Ученый идет к элементарному и фундаментальному,
трактуя функциональность при линейной форме производства как функциональные (технологические)
производственные отношения. Причем, как и товар до капитализма, они в принципе не могли быть
изучены до появления критических черт линейного производства. Господствует в линейной форме
ограниченная, необщественная (но и не частная) собственность на технологии. Технологии - это
взаимосвязанно осуществляемые, реализующие коллективный навык приемы труда процессы производства,
своего рода узлы связной взаимодеятельности людей. Господствующие же, доминирующие отношения
людей в связи с этими технологиями образуют плановую, отраслевую, линейную форму. Все эти
технологии по своему существу никогда не могут находиться в частной собственности (но отношения
с ними могут быть капитализированы); они всегда неотделимы от коллективной, совместной
деятельности людей, но, тем не менее, являются и внеиндивидуальными, объективными процессами.
Производственные отношения в связи с технологиями называются технологическими, или
функциональными, или отраслевыми (иногда и плановыми). Шушарин, в параллель с началом «Капитала»
К. Маркса пишет: «Доминирующее богатство обществ, в которых господствует линейная (плановая)
форма производства, выступает как огромное скопление выполняемых в производстве функций,
а отдельная функция - как элементарная форма этого богатства». Функциональное базовое
взаимодействие также цельно в своей гомогенной сущности и описании, как товар (значение
каждого понятия устанавливается во взаимосвязи со всеми другими). Шушарин показывает, что
в основе функционального взаимодействия лежит ячеистое (технологическое) разделение процессов
труда, т.е. само «существование различных видов труда», - но «представленное» в разных видах
сгруппированной и взаимосвязной деятельности. Такие виды деятельности, как обслуживание, ремонт,
наладка, проектирование и др., не могут быть «представлены» созданным вещественным продуктом,
а потому наиболее просто и характеризуют ячеистое (технологическое) разделение труда.
«Клеточками» (при всей неуклюжести этого образа) изучаемого производства вместо связующих
людей производимых вещей, в том числе как носителей отношений, становятся сами процессы,
а равно и отношения людей с ними. Иначе сказать, люди выступают здесь не только субъектами,
но и объектами взаимоотношений. Соответственно объективными (обезличенными) агентами
ячеистого разделения труда (как товаропроизводители в разделении труда) являются относительно
обособленные коллективы людей, выполняющие все эти взаимосвязанные процессы в общественной
форме функций. Базовым механизмом связи (как обмен в товарном производстве) является исполнение
функций, рассматриваемое пока как «горизонтальная» сеть функций этого функционального
производства. Строго говоря, в этой сети не существует никаких товаропроизводителей, никакого
товара, никаких денег, никакого обмена и т.д.. Кроме того, в любом базовом взаимодействии
никакого человека с его неисчерпаемой индивидуальностью как личности не существует. Человек
существует здесь только в своем одном, «одномерном» качестве участника (агента) базового
функционального взаимодействия.
Содержанием, носителем функции элементарной технологией, или элементарным предметным
богатством функционального производства, является полезная работа во всем разнообразии
ее конкретного содержания (т.е. именно процесс). Совокупное богатство предстает здесь как
«сумма» всех работ, выполняемых функций производства - предметные ценности здесь в самой
деятельности. Никакого продукта (в том числе и «валового») в функциональном производстве
не существует, здесь есть только процессы. Будучи конкретно-определенным содержанием функции,
работа характеризуется как качеством (т.е. уровнем выполнения общественно признанных требований
к свойствам работы), так и количеством - как большая или меньшая мощность функции. По типу
связей людей функциональное взаимодействие выше и сложней вещественно-продуктового. Так,
элементарные акты со-исполнения здесь не парны (как в обмене), а всегда множественны по
участникам. Соисполнение функций всегда предполагает многие функции, так что в каждой функции
осуществляется одновременно как соединение работ многих используемых или обеспечивающих функций,
так и разведение работы по пользователям, обеспечиваемым функциям. В конечном счете, в работе
каждой функции в единстве соединения и разведения происходит «физическая»,
естественно-техническая увязка смежных работ. И речь идет именно об общественных формах
ячеистого разделения труда, т.е. соисполнении, в котором элементарные акты осуществляются
в уже общественной договорной форме согласований работ сразу множества смежных агентов в
виде плана, а он никогда не может быть механической суммой независимых парных сделок.
Товарная сделка суть соглашение двух агентов, а план суть более сложное соглашение сразу
многих агентов. Итак, в функциональном производстве соисполнение функций выступает уже в
виде общественных форм согласования. Кроме конкретной и несопоставимой стороны работы функция
имеет еще абстрактную сторону общественной формы своего бытия - положение функции,
проявляющееся в относительном единообразии заключенного в ее выполнении уже абстрактного
труда исполнителей функции. Если обмен товаров осуществляется на основе равенства (величин)
их стоимостей, то соисполнение функций осуществляется на основе соответствия (величин)
положения функций. Функциональность здесь обнаруживает себя именно как связь соответствия
(А.М. Магомедов). В отличие от стоимости товара положение функции в ее первом превращении
в количественную величину выступает как объем функции (величина положения), определяемый
не величиной затрат абстрактного труда, а скоростью его затрат, мощностью. Функциональное
производство характеризуется не производительностью, а эффективностью. Производительность
связана с производством вещей, а эффективность – с выполнением функций (процессов), сводимых
к производительности лишь в частных случаях. Итак, в рассмотренной сети соисполнение функций
осуществляется на основе соответствия положения смежных функций, а величина положения, объем
функции, определяется общественно необходимым трудом ее выполнения. Шушарин называет такое
выражение функциональной симметрии в сети промежуточной формой «закона положения функций».
При этом если исполнитель функции работает неэффективно (напр., непроизводительно), то
потребители не имеют на него никакого влияния (как не влияет работник «конвейера» на
исполнителя предшествующей операции). Поэтому подобно тому как обмен товаров нуждается в
«третьем» товаре (деньгах), соисполнение функций (процессов) нуждается в «третьих функциях»
(процессах), в управлении, каковое и имеет дело с материально-знаковыми («сигнальными»)
отношениями функционального производства. Функциональное взаимодействие априори
синхронизируется (нет неработающих исполнителей) и функционально замыкается
(нет функций, не смежных с другими) с адресной диспозитивностью функций (осуществляемых на
«заранее известного потребителя»). И все работает, как огромное автоматическое устройство:
«просто ничего общего с рынком», - замечает Шушарин. Затем ученый переходит к детальному
анализу системы управления линейной формы, «вертикальной» структуры, проясняя управление
как объективную общественную форму или собственную ультраструктуру (институт) функционального
(технологического) взаимодействия, соисполнения.
Соисполнение функций в сети не сводится к «ты - мне, я – тебе», ибо агент осуществляет свою
работу, полезную для других агентов, ничего полезного от этих «других» взамен не получая
(разве что накладные). Точно так же и сам агент использует трудообеспечивающие функции
других агентов, которым в свою очередь ничего не дает, кроме накладных. Все эти неденежные
явления, присущие функциональному производству в самой его сути, отчасти находят проявление
в так называемых «натуральных показателях». В общем виде материально-знаковое отношение
функционального производства проявляется в потоке управленческих документов самых разных
типов, классов, разновидностей. Это и есть, пишет Шушарин, технонимика производства.
Согласование происходит в объективной, материально-знаковой (документной) форме самого
функционального производства, в частности, выступая в виде относительно универсальных
«соглашений» как стандартов, свойственных всякому технологическому разделению труда.
Стандарты и суть нормативные документы, фиксирующие технологическую «согласованность»
производства, в том числе, вещей.
В общем случае функционального взаимодействия объем функции (Р) представляет собой сумму
объемов основного (Q) и управленческого (Y) труда: P=Q+Y (1). Расход абстрактного труда,
далее, заключенный в объеме функции, требует для самовозобновления вполне конкретного «прихода»,
т.е. объем функции выступает не только как положение функции среди других функций, но
одновременно и как процессуальное же «благополучение» агента функции. Вся сфера жизнеобеспечения
здесь тоже функционализирована и представляет собой совокупность производственных конечных
функций, которые и обеспечивают через коллективы или индивидуально удовлетворение жизненных
потребностей. Поэтому когда в магазине покупаются продукты, то уплаченные за них деньги - это
совсем не деньги (или не совсем деньги), а документы, выступающие в качестве закрытого нами
обратимого наряда (многократно используемого), свидетельствующего о том, что мы обеспечены
магазином. В функциональном производстве выражение благосостояния само по себе многомерно и
по форме документно.
В основе всех этих относительно постоянных инструкций самыми инвариантными «документами»,
обслуживающими функциональное производство, являются невидимые, но образующие самую глубокую
и твердую знаковую реальность статусы функций коллективов и лиц, собственно и проявляющиеся
в предъявительских и императивных инструкциях. Статусы присущи всем коллективам (подразделениям,
предприятиям и т.д.), в том числе органам управления, а как ранги - и всему (в том числе
незанятому) населению; но прежде всего - занятым на простых должностях непосредственным
исполнителям и должностям руководителей, представляющих соответствующие коллективы, и,
в конечном счете, соисполняемые технологии. Статусы и есть основная знаковая форма бытия
технологий, и как следствие, коллективов и лиц. Статусы, как цены товаров, суть тоже, говоря
словами Маркса, ярлыки (только сложные), необходимые для всяких функциональных процессов, но
ярлыки незримые и лишь проявляющиеся в инструкциях.
Вертикальная иерархия управления, совокупная диспозитивная сеть функций, и в целом
функциональная пирамида - это и есть простое функциональное производство, тождественное
всему объективно-логическому типу взаимодействия, состоящему в соисполнении функций, - в
обшей форме, планомерности. Это абстрактное функциональное производство изобилует противоречиями
и столкновениями интересов участников. В соисполнении функций (как и в обмене товаров у Маркса)
уже заложена «возможность» общественного противоречия, но условий для превращения этой
возможности в действительность здесь еще нет.
Действие закона положения функций состоит в том, что в среднем выполняется соотношение,
при котором статусы (в своем предъявительском, потребительском содержании «благополучения»)
агентов всех функций равны мощности конечных функций, т.е. благообеспечению. Это и есть одна
из основных метафор выражения функционального равновесия. Как и любая базовая симметрия, само
функциональное равновесие базово гомогенно (ортогонально другим), но «внутри себя» многомерно.
Поэтому оно и проявляется в целом ряде абстрактных инвариантов: нет лишних, необеспеченных
статусов; нет невостребованных функций; нет бесполезной работы и недостающих статусов; все
потоки сбалансированы; нет бездеятельности или перенапряжений; нет «лишнего» управления и т.д.
Однако, став господствующей, функциональность деформирует все остальные базовые
производственные отношения, в том числе ранее снятые, экономические, территориальные и т.д.
Новая, ограниченная (необщественная) собственность на технологии, в самом первом понимании
представляет собой общественную форму преодолевающей капитализм технологизации (плановизации)
производства, т.е. утверждение нового способа производства более высокого производственного
порядка. Диалектика здесь состоит в том, что каждая следующая форма, накладывает на
взаимоотношения людей некоторые новые ограничения, новые запреты; но ограничения и запреты
такие, которые освобождают человека, все более защищают его от ранее торжествовавших
несправедливостей и несвобод. Основная суть социализма, замечает Шушарин, символически
репрезентируется не столько метафорой «коллектив», сколько бывшим универсальным обращением
«товарищ». И это абсолютно разные вещи. Коллектив - это форма связи, отношение людей
определенной совокупности; отношение, которое в зависимости от условий может как раскрывать
способности людей, так и превращаться для них в тиски. Ведь коль скоро главным «анонимным»
агентом является группа, то это значит, что именно отношения, собственность, ее объект
(технологии) и порождают соответствующего агента. Все беды здесь обусловлены ограниченной
(необщественной) собственностью на технологии, их узурпацией, которая и привела к
безраздельному господству высшей (исторически) формы гомогенных функциональных (технологических)
производственных отношений над всем гетерогенным богатством общественной жизни. Ни один
коллектив (если отвлечься от «юридических фикций») уже не является собственником средств
производства, которые в линейной форме обобществлены, хотя подчас сильнейшим образом может
влиять на их использование, качество и т.д. Поэтому именно «моя», «наша» бригада, фабрика,
колхоз и т.д. и являются простейшими субъективными и социально-семантическими проявлениями
собственности на технологии в форме статусов как доминирующих смыслов бытия. То, что технология
является собственностью коллектива, - а этой собственностью как совместным и взаимосвязанным
процессом труда распоряжается (конечно, не в юридическом смысле) каждый обособленный коллектив
(с его же администрацией), а не общество, - это и есть сама собой разумеющаяся данность. Но
она «табуирована» от познания, ибо именно доминирующая собственность иерархических коллективов
- на технологии и образует самое ядро преходящности системы, глубинный источник, всех
несправедливостей и т.д., все более нарастающих по мере развития производительных сил. Эта
мысль диссонирует со всем миропониманием индивидов, противоречит менталитету общества. Ведь
именно эта собственность и обеспечивает форму благосостояния (благополучия), способом организации
труда и всего производства. Собственность на технологии, пишет Шушарин, имеет по сравнению
с предшествующими историческими формами новый, группоиерархический характер, т.е. логически в
своей иерархичности формально напоминает феодальную собственность на пространство производства
(процесс производящей территории), а по своим групповым элементам формально напоминает
первобытную собственность на общую жизнь. В линейной форме основа - именно групповая форма
(эффектно проявляемая в различных «собраниях»), а относительно персонифицированные элементы
(руководство, «бюрократия») здесь лишь вспомогательны. Административная же иерархия - это
обслуживающая основные элементы управленческая сторона. И как объективная, материальная,
производственная форма, она является ультраструктурой (институтом). Центр лишь формально
фиксирует своим статусным факсимиле факт согласования (в том числе перемен). Итак, собственность
на технологии имеет груплоиерархическую объективно-логическую структуру иерархии «собраний».
Ее содержанием является основное производственное отношение данной системы. В линейной форме
основное производственное отношение, т.е. общественная форма группоиерархической собственности
на технологии, и есть по «вертикали» транзитивное, а по «горизонталям» диспозитивно-адресное
линейное отношение. Или просто линия производства в ее «вертикальной» (старше-младше или
больше-меньше) и «горизонтальной» (обеспечиваемые-обеспечивающие) сетевых связях. Линия
- это своего рода «технологический феод» (кратко технофеод), и именно групповой и технологический.
Соответственно и производственное присвоение здесь является линейным, технофеодным присвоением,
или, в материально-знаковом и ролевом выражении, - статусным присвоением. Так что статусы -
это и есть роли групп (коллективов) исполнителей, означаемые в сфере технонимики; соответственно
и по «вертикали» их представляют в иерархии управления руководители («номенклатура») с
органами управления (аппаратами). Т.е. линия, или технофеод, - это собственность групп на
технологии, а управление поэтажно представляет эту же самую собственность в ультраструктуре
иерархии административного управления, имеющего дело с документами. Так что центр линейной
иерархии, формально объемлющий всю собственность, с точки зрения самих производственных
отношений оказывается, по словам Шушарина, отчаянно далек от самой ее групповой
производственной основы, т.е. является лишь номинальным верхним пунктом ультраструктуры
постфактум постоянно замыкающим согласование функций в относительное целое. Группо-иерархическая
структура снизу доверху имеет групповой элемент, в том числе в ступенях администрации
(аппараты, советы, коллегии, «расширенные заседания» и пр.). Воля высшего лица формально
всегда преобладает, но только в меру некоего группового согласия. Не просто иерархия,
а иерархия собраний суть «субъектная» форма проявления отношений технофеода. В чистом виде
объективная отраслевая организация собственности на технологии имеет внутреннее корпоративное,
или учрежденческое строение, и внешнюю иерархическую - ведомственную форму. При этом каждое
надведомство, ведомство, подведомство представляют какую-то одну большую или меньшую основную
отраслевую функцию: или сложную (состоящую из специализированных функций), или сводную
(состоящую из схожих функций), или комбинированную (состоящую из близких и специализированных
функций), а в итоге - отраслевую линию производства с гроздьями функций органов управления.
В последних кроме прямых (именуемых «линейными» или «штабными») появляются аспектные, или
вспомогательные, функции. В них согласуются некоторые отдельные срезы производственной
деятельности (к примеру, финансовая «бухгалтерия», труд, кадры и пр.).
Группа, образно говоря, не даст упасть, пропасть, опуститься, покроет отдельные слабости и т.д.,
что в совокупности и образует основу высокой социальной защищенности. Но с еще большей силой
группа никому не даст отличиться, выделиться, выдвинуться и т.д., что и образует обезличенность,
инертность системы. Работают целеполагающие люди, но групповое (иерархическое) отношение способно
только к сохранению. Как писал Маркс: «Цель всех общин - сохранение». Вот это и есть объективная,
доминирующая в мотивациях линейного производства цель. Линия, «технологический феод» с
«рассеянным суверенитетом» в чистом виде есть репродуктивная локализация труда во взаимосвязанных
группах с превращением всех работников в исполнителей функций, всякое отклонение от которых
органически отторгается - как, образно говоря, самовольство оркестранта, работника конвейера
и т.д. Коллективы из средства раскрытия и самореализации личности, превращены в групповые оковы,
но не вообще, а в отношении качественных перемен. Поэтому, в частности, известной при капитализме
диффузии или даже передачи (трансфера) технологий (даже в их самом простом, инженерном смысле)
здесь нет, - и строго логически они в линейной форме невозможны. При уже вопиющей необходимости
новообразований, новые технологии, - обычно, в виде новых же организаций и цепей («новостроек»),
- силой и сверху вклиниваются во всю сеть. Поэтому основной закон линейного производства, как и
закон всякой эндогенной формы, метафорично выражает объективное нарастание асимметрии
собственности, т.е. «в чистом виде» всегда форму какого-то иррационального «накопления».
Функциональность вообще, отмечает А.М. Магомедов, в движении материи есть связь соответствия,
связь сосуществования, а не изменения и порождения. Производство же с тех пор, как оно существует,
невозможно без изменений, порождений, новаций, обусловленных в конечном счете
естественно-техническими сдвигами и скачками процессов самореализации человека, природы,
техники, технологий, идей. С началом НТР эти новообразовательные перемены стали стремительно
нарастать. «Человеческой формой», источником всех этих перемен является творческий труд,
который в его современном специфическом историческом содержании выступает как дислокальный
труд как труд, неизбежно выходящий за всякую данную технологическую локализацию труда, или
как труд производящий (продуктивный), который и бьется из недр производства. Производящий
труд - это и есть общественная форма труда, которая в большей или меньшей степени проявляется
во многих функциях и преодолевает, - но сначала разрывает - эту же функциональность, образуя
при этом в связных (сетевых) неподвижных линиях производства дефекты. Дефект производства
«растворен» в линиях всего увязанного производства; в объемах линий он составляет какую-то
часть, но не обособляется в определенную «вредную» деятельность. Это «вред» часто приносят
как раз самые производственно важные, передовые, продуктивные сдвиги, но в общественно скрытых,
не обособленных формах. Поэтому конкретные формы дефекта исключительно многообразны. Скажем,
спонтанно пробивается новая отдельная функция (допустим, производства новых станков), но
оказывается, что все смежные обеспечивающие ее функции (материалы, детали и т.п.) что-то
делают не так, не столько и т.д. И поэтому сами, оставаясь синхронными, обретают дефект,
хотя ничего хуже делать не стали. Каковы бы ни были многообразные формы дефекта, он всегда
означает или своеобразную «неработу» (неиспользование потенциала технологии), или объемную
форму, как правило, скрытой тем или иным покрывательством, но общественно бесполезной в
данном соисполнении работы, - хотя и столь же общественно необходимой. Технологическое
содержание дефекта - это неэффективность, контрэффективность производства. Вся эта патология,
как полагает В.Н. Богачев, стала нарастать примерно с 1965 г. Совершенно с другой стороны,
все это относится и к созданию новой техники, даже по данным официальной статистики: 1976-1980
(в среднем за год) - 2292; 1980- 1985 (в среднем за год) - 1992; 1986 - 1717; 1987 - 1364;
1988 - 1131; 1989 - 1140; 1990 - 1166; 1991 - 893; 1992 - менее 800. Красноречивый ряд:
НТР стала интенсивно «выплескивать» обновления, но они не идут, системой отторгаются, ее
же хаотизируя.
Любой «технологический феод» (и во всей сети их целые цепи) - неприкосновенная крепость.
Собственность не шутка. В итоге объем линии, вместо свойственного «простому функциональному
производству» соотношения (Р = Q + Y), дополняется нарастающим дефектом линии: Р = Q + Y + D (2).
Этот дефект и оказывается общественной («асоциальной»), объемной формой иррационализации всего
линейного производства. Приведенная формула (2) показывает, что во всей структуре
технологической занятости (проявляемой, напр., в «бюджетах времени» или в технологическом
пространстве) к нормальной динамике равновесия добавляется не столько скрытная незанятость,
сколько - и прежде всего -растущая бесполезная «занятость» во всех ее многообразных формах,
собственно и составляющих основную «тайну» линейного производства. Соответственно любой
основной дефект «автоматически» порождает дополнительный дефект в объеме управления
(неэффективность в работе отражается в бумагах), наконец, само управление тоже может
иметь собственный дефект, порождаемый производящим (новаторским) управленческим трудом.
Итак, делает вывод Шушарин, основной закон линейного производства состоит в неуклонном росте
дефекта линий производства, или технологической анархии (Р. Косолапов, И. Хлебников), но
только (и в этом суть) именно в этой ее совершенно определенной исторической форме
репродуктивной логики плановой формы. В конечном счете, дефект ведет к снижению доли
общественно полезного труда в общем объеме всех функций производства, т.е. к доле пустой
занятости, снижению эффективности всего производства, а в итоге к снижению общего благосостояния.
В условиях асимметрии всякой собственности господство одного типа доминирующего равновесия
(в данном случае, функционального, технологического), означает, что в полилогизованной
материальной структуре «общего равновесия» всегда базово-гетерогенного производства все
остальные симметрии или механизмы, прежде всего, ранее снятые производственные отношения,
искажены, выступают в виде (в данном случае) линейных деформаций, материальных «инфраструктур».
Шушарин, далее, рассматривает целый ряд этих деформаций линейной формы. Так, если господствует
закон положения функций линейной формы, то происходит искажение товарного равновесия
(экономических отношений), территориального, гражданского (демографического) и самого
глубокого органического (социально-биологического, культурно-родового) равновесия, т.е.
имеют место их материальные деформации. В линейной форме все происходит как функциональное,
ведомственно-учрежденческое, технологическое, отраслевое, спланированное, линейное, статусное,
причем в самих материальных структурах и процессах. Линейная (плановая) деформация
экономических производственных отношений наиболее ярко обнаруживает себя во всей
«бухгалтерии» производства. Это собственно и есть «планово-снятый», как говорилось,
«социалистический рынок». Деньги в линейной форме со всей неизбежностью во многом утрачивают
свою универсальность, становятся, как и сами производственные связи, адресными, а
следовательно, и локально-значащими. В «реальном» производстве существенен не обмен, а
соисполнение; в знаковой сфере - не деньги, а статусы. Благосостояние людей здесь многомерно,
жизнеобеспечение тоже функционализировано, причем далеко за пределами только канала
потребительского рынка (прибавить - ясли, садик, пионерлагеря, обучение, жилье, лечение,
и пр.). Все это означает, что к «зарплате» благосостояние здесь в принципе не сводится.
В чистой линейной форме, далее, все измеряется не через «прибыль», а через некоторые
«границы терпения» (свои «кризисы»), за которыми происходят соответствующие
переструктуризации производства («кампании»).
Деформация снятых уже при капитализме территориальных производственных отношений проявляется
в многообразии свойственных системе негативов местной жизни, расселения, жилищного вопроса,
развития регионов и т.д. Тем не менее, рассматривая территориальные деформации в бывшем СССР,
Шушарин критикует различные «рыночные» варианты их возможного развития, показывая, что все
они даже экономически во много раз хуже того, что было.
Линейная деформация демографических производственных отношений, структур, процессов и форм
трудообмена тоже весьма многомерна. Это прежде всего «уравниловка» в макроструктурах
профессиональных массивов (по П. Сорокину, «классов»). Это и есть известная «девальвация
диплома», негативы образования и квалификации (М. Руткевич). Правда, не столько образования,
сколько деформация профессиональных структур как преобладание статуса над дипломом. Если,
как показывает К. Эрроу, при капитализме диплом (получение образования и пр.)
капитализируется - важны не столько знания, сколько сам диплом, за которым больший доход,
то в линейной системе диплом функционализируется. Причем деформация эта постоянно углублялась
где-то с 30-х гг., и особенно заметно - в годы «застоя». Очевидно, что линейная форма образует
свой дефект и в «образовательной реальности». Линейно деформированы и самые глубокие,
органические, культурно-родовые отношения, «просто человеческий» пласт бытия (семья,
детство, материнство, язык, воспитание, досуг и т.д.).
Итак, резюмирует Шушарин, все затронутые деформации снятых производственных отношений сами
по себе многомерны, специфичны (логически ортогональны), тесно сплетены и материальны.
Вся их суть - в отживших линейных производственных отношениях, в собственности на технологии.
Основной закон роста и диффузного расползания дефекта линий производства выражает доминирующее
производственное отношение людей, подчинившее (в том числе в виде деформаций) и всю совокупность
отношений (институтов, инфраструктур и ультраструктур), жизнь общества. Бесконечные «частные»
дефекты производства накапливаются в формах уже всякого рода определенных макродиспропорций
производства. Ученый отмечает и другие известные недостатки производства в бывшем СССР, делая
вывод, что здесь вся сетевая структура производства пострыночна (хотя и с «пережатым» рынком),
в индустриальном секторе - материально технологична, организационно технологизирована, и во
всем некоторым образом социализирована, а равно все более дефектна, «технологически анархична»,
с еще очень глубоко скрытой тенденцией обобществления технологий. Эти факторы воздействуют на
все: органическое (культурно-родовое), демографическое (образовательно-профессиональное),
территориальное; на организации, все формы связей, механизм, тип равновесия и пр.
Линейное производство надстроило над собой чрезвычайно прочную и теперь консервативную
психологию производства, «средний» тип общественного мышления, менталитет и пр., разные
«фетишизмы». Между тем, производящий труд, порождающие процессы (А.Ф. Зотов, Н.М. Смирнова),
творчество производят сложные идеи, которые никогда нельзя сразу согласовать, превратить в
«план» и «мероприятие». Эти идеи надо выстрадать, затем освоить, познать, т.е. изменить себя.
Более того, новые производительные силы выдвигают не просто идеи, а людей, несущих идеи,
способных личностей, всегда выпадающих из групповой нивелировки.
При этом вопрос стоит не о ликвидации функциональных структур, а о сбросе их линейной формы,
незримого всевластия «технологического феода», т.е. о восходящем снятии планомерности. Тайна
стремительного кризиса линейной формы, показывает Шушарин, в исторически взрывном характере НТР,
которая разворачивается в материальном контексте перемен всей мировой ситуации. Ее начало можно
датировать 50-60-ми гг. Именно за последние 25-30 лет человечество использовало сырья столько же,
сколько за всю предшествующую историю. Еще в 70-е гг. Г. Добров писал, что 90% научно-технической
информации, выработанной человечеством, лежит на исторической глубине последних 70 лет, а
современное поколение ученых составляет 90% всех людей науки, когда-либо живших на Земле.
В США после Второй мировой войны ВНП лишь утроился, а расходы на НИОКР возросли в 15 раз.
Производящий труд (вносящий дефект) существовал всегда, но именно с НТР он делает производство
качественно динамичным, постоянно технологически усложняющимся и изменяющимся, т.е. производящий
труд из «возмущающего» фактора превращается в постоянно действующую, массивную «часть» производства.
А по отношению к нему планомерность как господствующая форма движения выступает антиновационной,
запрещающей сами перемены. Дислокальность, эксфункциональность производящего труда и означает
объективный процесс обобществления технологий, их изъятие из ограниченной, группо-иерархической
собственности. Основное (чисто эндогенно) противоречие сейчас и состоит в резко, форсированно
обострившейся противоположности между все более общественным характером взаимосвязных и
изменяющихся технологий - и инертной, ограниченной (необщественной), группо-иерархической
собственностью на них, их узурпацией «технологическим феодом». Это и есть критическая асимметрия.
Согласно постмарксовой «теоретической стратегии» полилогии, закон конца линейной формы следовало
бы рассмотреть, пишет Шушарин, не только в уже затронутом виде имманентного «накопления» негативов
системы (рост дефекта производства, молоха «технологической анархии», заорганизованности и
дезорганизованности, антиновационности, контрэффективности и т.д.), но и в общем виде «невероятного»
(в смысле Шредингера) восходящего тренда (обобществление технологий). И такого рода более
конкретных реальных «эмбрионов» обобществления технологий (в практических, организационных,
научных, нравственных срезах намечающихся перемен производства) очень много. Например, феномен
информатизации, который также является косвенным выражением более сложного, глубокого и решающего
процесса определенного обобществления самого производства. Требуется революционный прорыв от
нормативного и учрежденческого, экстенсивного «технорасчета» к конкретному (т.е. везде уникальному)
и более глубокому и широкому посттехническому, посттехнологическому научному (в том числе и
социальному в самом широком смысле, «социорегулятивному») анализу как информационной основе
деятельности и перемен. «Невероятное» обобществление технологий самими «трудящимися нового
типа» будет означать общественный, революционный процесс создания научного механизма производства.
Такое изменение и будет означать шаг освобождения человека от замкнутости «технологического феода»
(а это же его снятие) в выборе деятельности, обучения и перемен труда, участии в управлении.
Подводя промежуточные итоги, Шушарин отмечает, что он эскизно и «в чистом виде» простой полилогии
рассмотрел в основном только высшие звенья «акультурных» градаций (с некоторыми деформациями)
узлов «пунктира» критических эндогенных форм, в том числе, «последней», линейной (функциональной,
технологической, отраслевой, статусной). Это рассмотрение относится как к абстрактным базовым
взаимодействиям или социальным симметриям, так и к асимметриям («идеально средним типам»,
доминантам, узурпациям, пределам) преходящих, преодолеваемых исторических форм, а также к
самим восходящим процессам этих преодолений, производительных восходящих сдвигов,
конкретно-исторически определенных обобществлений производства.
Все основные, базовые метафоры ученый обобщенно представил в виде таблицы, замечая, что теперь
известна история идеально-типических, острых и лишь в некоторой корреляции с историей близких
к классическим «болезней», или «точек», критических состояний и восходящих трендов, или прорывов
в развитии человечества («социальной материи»). Из многих тысяч (если не более) состояний и
процессов в «отдельных обществах» зафиксированы только пять элементарных («акультурных»)
революционных теорий, исторически новых критических состояний и восходящих прорывов, которые
в реальности всегда вплетены в многие другие особенности структур и процессов. Теперь известны
и те, тоже элементарные, полифундаменталъные базовые структуры (взаимодействия) «производства
и воспроизводства жизни», которые при этом последовательно обнаруживаются. По образной аналогии
с физикой, пишет Шушарин, мы теперь знаем прежде всего пять фундаментальных социальных
взаимодействий. А равно их простейшие, эндогенные композиции (градации). Рациональное же
постижение логики всего этого конгломеративного, многомерного строения социума и процессов
будет означать в нашем эскизе движение в направлении нового типа научной, полилогической
рациональности в основаниях социологии и, одновременно, критику всей нынешней социологии.
На фиксации это положения и заканчивается 2-й том.
|
